116 Порция L
Итак, средства массовой информации работают в удобно сложившемся русле и потому в результате своей деятельности раздувают несуществующую проблему. И когда незначимый фактор от многократного копирования набирает вес, тогда на него начинается реакция сильных мира сего, с полным осознанием важности!
В итоге законы, указы, приказы в лучшем случае оказываются неэффективными, но чаще становятся просто вредны. Ведь добившаяся реакции проблема – сдувается, а законодательные последствия остаются и давят присутствием.
Ошибок никто не признает. Социальные условия не понимают, что значит - включить задний ход.
- Только вперёд!
- Но куда?
- Как куда?! Неужели у нас нет проблем? Вон, послушайте, о чём люди говорят!
И порочный круг запускается вновь.
За неимением позитивных результатов накапливается в населении осадок. И если сменяющиеся политические лица вроде бы всегда правильно говорят, но жизнь при этом всё тяжелеет - тогда кто во всём виноват?
Тот, кто долго находится на вершине власти.
Политическое мировоззрение функционирует в поисках причины. И если к наградам умело примазывается политический бомонд, то за провалы политики несёт ответственность всегда голова одна…
Потому перевыборы президента кардинально не могут повлиять на ситуацию в русле прогресса. Хуже может получиться, а лучше выборы любого кандидата общественно значимую ситуацию не смогут изменить.
Перемены должны пройти во всей системе - либо через обрушение, либо по способу перерождения.
Иного не дано.
СССР распался по внутренним причинам: по накапливаемым проблемам, по отсутствию исправительной работы, по неэффективности обратной связи.
Гласность лишь показалась выходом из сложившегося тупика, точно так же как решение проблем работающего населения может показаться на пути алкоголизации. Ибо гласность, словно шумное застолье, вызывает облегчение не надолго, а следом приходит суровое похмелье.
Российская империя вспыхнула изнутри: по вековым пластам проблем, по наличию фамильного класса неприкасаемых, по переменившемуся мировоззрению населения. Где частные издательства, в отсутствие официального источника информации, смогли лишь имитировать дух долгожданных перемен.
Вспыхнувшая вербальная сфера вскипятила верноподданное население. Оставленная без действенного контроля пресса быстро научила российское население говорить на запретные темы.
Разговоры не имели характеристики спонтанных вибраций, но руководствовались целями осуждения и вины.
Когда молодая Советская Республика оказалась в условиях повсеместной разрухи и нужды; когда молодая Республика осознала себя победительницей в гражданской резне, то порядок в общем разброде стал прерогативой жестокости и наказания.
В условиях всеобщей растерянности дисциплина и результат появились там, где трудились ВЧК и ЧК.
Однако инициатива создания чрезвычайного комитета не исходила от большевиков, но формирование ЧК явилось плодом деятельности Временного правительства. Иными словами, изобрела ЧК добравшаяся до власти буржуазия, а большевики всего лишь решили добиться эффективности среди неработающей документации.
Большевики зашли на политическое поле организацией, большевики побеждали оппонентов действием, но большевики явились продолжателями циркулирующих в общественной среде идей.
Раскулачивание? Коллективизация?
Но кто первым поссорил между собой город и деревню?!
Еще в благополучные имперские годы депутаты зафиксировали закупочные цены на зерно. В трудные годы Первой мировой войны и скакнувшей на товары цены думцы решали, как бы принуждать крестьян хлеб по фиксированным ценам сдавать.
Те же думцы спешили объявить военный призыв, те же думцы забирали с крестьянских подворий рабочие руки и наполняли льготниками города.
Те же столичные законотворцы, столкнувшись с ухудшившимися жизненными условиями, поспешили повесить ярлык на мужика и принудить аграриев к насильственным поставкам.
Это не соблюдаемый в столичных ресторанах сухой закон, насаждался по территории империи. Это тяготы далёкой войны всё чувствительней сказывались на населении, в то время как политические силы российского государства не признавали персональной ответственности в просчетах.
Единодушием встретили политически активные массы призывы вмешаться в сербскую войну. Народные шествия, патриотические настроения и шквал верноподданных чувств проявили общие стремления российского общества на участие в стороннем конфликте.
Разом возникшее единство классов, фракций и партий явило единство духа с сербским братом, чтобы в общем чувстве припасть к ногам монарха, моля разрешение на священный поход!
Ну, что за красивый народ!
Какой монарх устоит перед явной и благородной волей народа?!
Конечно, радостью откликнулся в сердцах людей призыв мобилизации. Конечно, разом кончились насущные проблемы, когда вся пресса замкнулась на боевую обстановку!
Конечно, перестало что-либо другое волновать, особенно когда Россия давно перестала в войнах побеждать.
И вот ура-патриотизм повёл туда, где от нажима проявилась обитающая в головах туфта. И вот общие усилия информационного звена государство туда завели, где переменные условия сразу единство унесли.
И вот каждая новая попытка с оглядкой на прессу что-нибудь прогрессивное организовать натыкалась на ситуацию, при которой общество продолжало дальше разрывать.
Говорили больше, но получалось хуже.
Фигуры менялись чаще, но лучше не становилось.
Перемены требовались сейчас, но появившиеся на улицах хвосты, заставляли неопределенное время терпеть.
Среда обитания предъявила обстоятельства, к которым никто не оказался готов. Ведь изменившиеся обстоятельства подразумевали и ответное изменение!
Однако изменять себя никто не умел и не собирался. Ответственные лица продолжали отработанный порядок действий.
В разгар войны лидер думского большинства бросает через прессу сенсационную фразу в сторону трона:
- Что это?! Глупость или предательство?
Вздрогнуло монархическое общество.
Почти так же похолодело у советского общества, когда оно в прямом эфире наблюдало спор диссидента и Генерального Секретаря ЦК КПСС.
Привыкшее к власти советское общество ахнуло, когда услышало критику коммунистической парии. И советские люди быстро упустили из вида важность персональных работ при развернувшихся картинах монументальных информационных баталий.