65 Порция L
Трагедия 1941 года была связана с тем, что страна оказалась разделена. Молодой Союз только скреплялся связями юных сердец, но за поверхностной идейной стойкостью функционировали разрушительные механизмы.
За историческими трудами, посвященными предвоенному периоду, располагаются оценки трагических причин. Разнятся авторские представления о характере индустриализации, о способах наведения порядка, о виновниках и героях.
Однако результаты современных опросов выравнивают соотечественников в одном качестве, ибо никто ни хотел бы попасть в тот славный, предвоенный период. Ни патриот, ни либерал, ни демократ, ни коммунист, ни русский, ни еврей - никто не видит себя благополучным в исторический период молодого Союза.
Возникает вопрос - почему? Если состоятельность имелась в начинающемся СССР, если имелась также партийная элита, военные чины и научные звания, то что отпугивает современников в молодом советском государстве?
Отпугивает всех бесправие.
За любым человеком могли прийти, на любой этаж социальной лестницы мог заехать ночной воронок, и человек лишался всего.
Система не видела личных преград, и каждая советская личность не могла чувствовать себя в безопасности. Каторжная участь могла ожидать индивида в звании чернорабочего или звании члена ЦК, от дальнего родственника до члена семьи осужденного.
Права граждан СССР числились в конституции, однако права приобретали характеристику номинальных в случае системной заинтересованности. Недоверчивая государственная машина проявляла тотальную подозрительность, отчего подразумевала социальных участников потенциально виновными.
Арестованные люди, выселяемые родственники, исчезающие работники производств настраивали социальную среду. Слухи, домыслы, отсутствие официальной информации напитывали социальный фон недобрыми опасениями.
Тянущиеся карательные годы привели к тому, что фактически советская атмосфера была наполнена страхом!
Страх сковывал СССР.
Страх скреплял Советское государство.
Страх пронизывал глубинные аспекты гражданского взаимодействия, и только с оглядкой на страх нужно подходить к анализу первых лет самой страшной войны.
Проявленная оперативная инициатива?
Она легко может быть трактована в значении отклонения от приказа.
Изменение направления движения колонны, остановка в пути, маневр отклонения исходя из тактической обстановки – всё это несложно облекается в черты отступления от плана, излишнего своеволия и преступной самонадеянности. Иными словами, инициатива равняется несоблюдению приказа.
Командный опыт, стратегическое чутьё, умение предугадать действия противника и результирующее продуманное спасение личного состава – это то же самое, что струсить, запаниковать и отступить, а ослушание штабной директивы резюмируется позором и расстрельной статьёй.
Система, построенная на страхе, видит только неподчинение! Из двух вариантов будет выбираться всегда вариант с виновным лицом.
Кочующие в историографии шаблоны о фатальных репрессиях командного звена РККА, упрёки в малой опытности или малой численности офицерского состава видят только то, что хотят. Ведь с какой стороны посмотреть, такие цели и будут преследоваться.
Если отталкиваться от послевоенной численности - то да, на начало ВОВ имелся офицерский некомплект. Если оправдывать застойный период советской армии в количестве высших командных постов – то также имелся недостаток высоты тульи и размера кокард.
Но если же смотреть в корень, то советская армия, вступившая в схватку с сильным врагом, имела целых две линии командования!
Помимо военного, тактического, оперативного руководства командира подразделения имелось равнозначное, дополнительное, политическое руководство комиссаром.
Советские войска оказывались недостаточно эффективными не оттого, что имелся недостаток управления, но наоборот, войска тормозились от избытка регуляции!
Непосредственные боевые условия страдали от зажатой свободы и явного переизбытка надзора!
Репрессивная система сковывала инициативу по рукам и ногам, намереваясь сражаться с фашистами в оковах. Но думающий, маневренный и рачительный враг пришёл воевать подготовленным.
