Игнорирование значимости связей чревато непониманием последствий, когда благие намерения оборачиваются крайне негативным результатом. Хотели как лучше, а получали как всегда.
            Теоретические воззрения и необходимость благотворных перемен проявлялись противоположной реализацией, и полёт мысли разбивался о действительность. Однако пересмотр важности связей поможет настроить внутригосударственные процессы на оптимальный ритм.
            Делегирование властных полномочий в народ не приводило к улучшению социального самочувствия. Человек намеревался исправить всё сам, однако столкновение с не просчитываемыми обстоятельствами коверкало стремящуюся личность в худшую форму.
            Субъективно не определяемое ухудшение, тем не менее, оказывалось объективным именно взглядом со стороны. Ибо взяв государственное состояние в качестве критерия оценки, очевидной становится потеря народного единения.
            Обрыв связей, утрата коллегиальности и, наконец, ментальная деградация значения общности приводило к разрушению государство укрепляющих свойств.
            Конкретное рассмотрение связей и общности позволяет по-иному посмотреть на этапы распада и строительства страны. Поскольку постулат, объясняющий возведение СССР через каторжный труд и кровь заключенных, требует детализации.
            Итак. Перевод немалой части общества в категорию каторжан отражает не строительство нового Союза, но разрушение старой Империи. Это этап, свидетельствующий о степени деградации, о нравственных потерях и обесценивании человеческой жизни.
            Перестав по достоинству оценивать Российское достояние, участники социальных процессов принялись перекраивать устои на новый лад. И разноплановое общество не могло иметь общего видения, потому встало на расходящиеся направления, принуждая последовать индивидуальному примеру.
            Российское общество вздрогнуло и прокисло всё.
            Разобщенная масса стала участницей чужих игр, поскольку приняла навязанные правила за свои. Победило Империю движение на разрушение отслуживших основ, которые воспринялись неактуальными, тяжелыми и больше не нужными.
            Утрата связанности и коллегиальности неминуемо приводила к проскальзыванию государственных функций. Ухудшающиеся жизненные условия требовали принятия мер.
            Раздробленный социальный организм прочувствовал себя в худшем положении и потому решительно взялся за поиск причин. До первой половины 20-х годов в лагеря не ссылали по суду, но достаточно было решений местных троек по борьбе с «причиной бед».
            Подозрение на контрреволюционную деятельность одинаково ложилось на офицерство и духовенство, меньшевиков и бундовцев, октябристов и монархистов, армянских дашнаков и бакинских мусаватистов. Расширенные рамки подозрительности позволяли принимать в себя камергеров двора, тамбовских мужиков, директоров крупных фабрик, кавказских мстителей-кровников, фрейлин. Присовокуплять китайцев-разносчиков, матросов-анархистов, отставных генералов, их денщиков, финансистов, профессоров и осмелившиеся танцевать запрещенный фокстрот юнцов.

            Период военного коммунизма сменился НЭПом и следом за категорией  «вредителей» появилась категория экономической «контры». Валютчиков черной биржи, растратчиков и незадачливых дельцов НЭПа дополнил поток раскулаченных крестьян, ибо жестокие меры вновь и вновь поднимают обеспокоенных лиц.
            Следом за плененными колчаковцами и деникинцами, кронштадтскими матросами и участниками офицерских восстаний, пришли крестьяне-повстанцы средней России, повстанцы-грузины, ферганские и туркменские басмачи. Церковники-тихоновцы, федоровцы, баптисты и масоны также встали на воспитательный и трудовой путь.
            Тенденция эксплуатации труда заключенных зародилась в 1926-27 годах.
            Кто-нибудь слышал о связи индустриальной мощи фашисткой Германии с жертвами концлагерей? Безжалостные и педантичные эсэсовцы собирали волосы, одежду и пепел несчастных людей, но ничего на этом не создали. Истребление человека не в состоянии обеспечить прогресс, поскольку на созидание прочного оказывается неспособным.
            Труд заключенных в советской России был, но решал политические задачи борьбы с инакомыслием, отражал внутреннее борение народной смуты и обязан был времени обесценивания человеческой жизни. Машина переламывания остатков белой армии, контрреволюционных активистов, вчерашних соратников и невиновных жертв доносов, потребляла людей тысячами, но выдавала лишь кровь и страх.
            Даже организаторские способности Н.А. Френкеля не принесли каторжной индустрии кардинальных перемен, но прикрылись показателями статистической отчетности. Потому как злобное освоение человеческих ресурсов, не позволяет совершать подвиг в то время как индустриализация состоялась за три неполных пятилетки.
            Принудительная форма хозяйственной деятельности играла промежуточную роль и лишь имитировала производственные результаты. Человеконенавистнические подходы способны на выдавливание крох и никогда не покажут рекордные трудовые достижения.
            Молодой СССР нашёл рецепт своего развития там, где лагерь в принципе не мог ничего создать.