Ситуационная борьба не особо зависит от времени и места, поскольку различается веками, технологиями и поводами, но сближается людской физиологией. Ведь отличия обстоятельств только способствуют проявлению общих патологических черт.
            Будничные процессы, окружающие жизнедеятельность человека, побуждают спонтанные проявления рефлекторной психологии. Тогда как волевые стремления способствуют выработке мотивационных установок в развивающемся поведении личности.
            Былые времена, рассмотренные через призму обновленного формата, предоставляют возможность анализа малозаметных частей. Так, в исторических трудах, посвященных оценке причин «великих или славных» революций в цивилизации, упущено фактическое содержание. Не произведена должная оценка личностного поведения взамен изобилия политических, международных или финансовых характеристик.
            В монографиях не виден человек, но только описаны предрасполагающие к революции причины.
            Хотя революции в России, Франции, Америке и Англии фактически проходили в форме гражданских столкновений. Не столько в формате гражданских войн, окрашенных образами геройства и подвигов, но подобающее отражение гражданских столкновений заключается в термине «резня».
            Именно понятие «резня» в должной мере способствует раскрытию гражданских бунтов. Поскольку существующее общество раскалывалось и начиналось выяснение отношений между его частями, еще вчера мирное общество переставало существовать, и его место занимала борющаяся внутри себя структура.
            Одно поведение индивидов менялось на совершенно другое, одна жизнь видоизменялась на противоположность, а прежнее состояние уходило навсегда.
            Человек шёл на кровь. Возобладавшая на определенном этапе рефлекторная психология давала разрешение на это.
            Без иноземного врага, без угрозы исчезновения от действий ворвавшегося агрессора существовавшая социальная масса взрывалась. Находился экономический, религиозный или политических повод, чтобы человек перешёл под руководствоу рефлексов.
            Революции не заканчивались при достижении цели, и смена правящего строя лишь инициировала борьбу. Появлялись обязательные для выполнения дополнительные задачи.
            Точнее сказать, встречаемое на пути стремлений согласие определяло дружественную принадлежность. Соответственно, встречаемое на пути стремлений несогласие переводило одушевленное препятствие во враждебный стан.
            Борьба обострялась, поскольку функционировали рефлексы. В упрощаемых условиях одолевали наиболее жестокие реакции. Преимущество достигалось неожиданностью, ненавистью и коварством.
            Всех субъектов «полу» или «почти» одолевала команда палачей.
            Неглупые люди выполняемыми действиями превращались в палачей, поскольку злобные качества позволяли состояться желаниям и тем доказывали свою эффективность.
            Однако течение событий и лежащая в их основании динамика вновь и вновь выводили дополнительные цели. Обновленные задачи, через повторяющееся ранжирование на согласие или отказ, заново форматировали состав кровавых команд.
            Палачей сменяли палачи, вслед которым готовились выйти аналогичные кадры.
            Революция сбавляла обороты не потому, что наступало всеобщее благоденствие, но потому, как обоюдно иссякали участники реакций. Общество выравнивалось через кровь и осознавало себя гораздо хуже.
            Общество не перераспределяло, но общество переносило утрату! Послереволюционный человек воспринимал свой ущерб!
            Социум чувствительно откатывался назад за годы узаконенной резни и, приняв свою ущербность, стремился выбраться. Уставшие и потерянные массы волевым стремлением обретали мотивационную психологию.
            И только тогда возникал запротоколированный в монографиях послереволюционный рывок.